История с географией (про путешественников, первооткрывателей и прочих непосед)

Тема в разделе "Копировальный Цех", создана пользователем PennAnDragon, 29 май 2014.

  1. ojom

    ojom el vodka

    Регистрация:
    24 мар 2014
    Сообщения:
    847
    Адрес:
    Страна маньяны
    Появилась информация о том, как развивались трагические октябрьские события на популярном треккерском маршруте вокруг Аннапурны на перевале Торонг-Ла. По этому маршруту в это время ежедневно ходит 200-300 человек, этот участок пути считался хоть и выматывающим, но всё же совсем не экстремальным. Но в те дни из-за внезапной снежной бури там погибло как минимум 43 человека. Как минимум - потому что считали тела, которые удалось найти. Горы есть горы, какими бы нахоженными не были бы маршруты.

    http://ru-nepal.livejournal.com/406260.html
     
    • Отлично! Отлично! x 3
  2. Арапхель

    Арапхель Гость

    Последнее редактирование модератором: 12 мар 2015
  3. Арапхель

    Арапхель Гость

    В горы хочу.
     
    • Согласен Согласен x 1
  4. PennAnDragon

    PennAnDragon Модератор Команда форума

    Регистрация:
    11 май 2014
    Сообщения:
    8.511
    Адрес:
    Өфө
    Американский охотник и первопроходец Хью Гласс.

    [​IMG]

    Участвовал в экспедиции майора Генри. Во время стычки с местными индейцами из племени арикара получил ранение в ногу, а через несколько дней собирая ягоды в стороне от лагеря, неожиданного наткнулся на медведицу гризли с двумя медвежатами. Животное напало прежде, чем Гласс успел воспользоваться своим ружьём, и нанесло охотнику глубокие раны когтями. Глассу, тем не менее, удалось выхватить нож, которым он стал защищаться от медведя, одновременно зовя на помощь. Прибежавшие на крик товарищи убили медведя, но Гласс уже потерял сознание.

    Одна нога и несколько рёбер у него были сломаны, всё тело было изранено. Майор Генри был убеждён, что человек с такими ранениями не проживёт более одного-двух дней, поэтому он решил оставить с Глассом двух добровольцев, которые похоронят его, когда он умрёт, в то время как основной отряд продолжит путешествие. Вызвались Джон Фицджеральд (23 года) и Джим Бриджер (19 лет). После отбытия майора, они выкопали для Гласса могилу и стали ждать его смерти. Через пять дней Фицджеральд, опасаясь, что их могут обнаружить арикара, убедил молодого Бриджера оставить Гласса и отправиться вслед за майором Генри. Поскольку оба считали, что охотник всё равно умрёт, они взяли с собой всё его снаряжение, включая ружьё, пистолет и нож. Встретившись с майором, они сообщили ему, что Гласс умер.

    Но Хью Гласс не собирался умирать. Он выбрался из могилы, в которую его уложили заботливые товарищи, сделал самодельную шину из палки и, чтобы у него не началась гангрена, обложил свои раны личинками, паразитирующими на туше убитого медведя. А потом пополз в сторону форт Кайова, до которого было 320 километров. Он полз, подогреваемый страстным желанием выжить и отомстить Фицджеральду и Бриджеру. Хью питался ягодами, кореньями и падалью. Он полз шесть недель до реки Шайенн (160 километров). Там его обнаружили охотившиеся в этих местах индейцы сиу. Их так впечатлила сила духа и мужество Гласса, что они его выходили, помогли построить плот и отправили в форт Кайова по воде.

    Гласс намеревался отомстить бросившим его трапперам. Он присоединился к торговой партии французов, но арикары атаковали их лодку. Удалось спастись только Глассу и еще одному торговцу. Пройдя по морозу 250 миль, Гласс в конце ноября добрался до форта Генри на реке Йеллоустон. Укрепление оказалось покинутым. Только к 1 января 1824 г. он нашел экспедицию Эндрю Генри и рассказал о предательстве. Молодого Бриджера он простил, только забрал у него свое оружие. Фицжеральда он прощать не собирался. Отправившись на его поиски, Гласс снова подвергся нападению индейцев, лишился ружья и всех запасов. Имея лишь нож и огниво, он прошел 400 миль до форта Аткинсон, где узнал, что Фицжеральд завербовался в армию. Военные своего солдата трапперу не выдали, и Глассу пришлось отказаться от мести.
    В начале 1833 года он был убит арикарами на реке Йеллоустон.

    З.Ы. По роману М. Панке, основанному на жизни Хью Гласса, сняли фильм "Выживший" (The Revenant) с Л. ди Каприо в главной роли.

    [​IMG]
     
    • Отлично! Отлично! x 3
  5. PennAnDragon

    PennAnDragon Модератор Команда форума

    Регистрация:
    11 май 2014
    Сообщения:
    8.511
    Адрес:
    Өфө
    По поводу Густава Карловича Маннергейма сейчас у многих, что называется, "пукан бомбирен". Личность неоднозначная и вместе с тем весьма интересная. И на "скрижалях" российской истории вполне достойна места быть. Одним из значимых этапов его биографии является Азиатская экспедиция, совершенная с марта 1906, по декабрь 1908 годов.

    Центральная Азия и Дальний Восток были важными объектами российских интересов; для наблюдения за этими регионами Россия должна была вести систематическую разведывательную деятельность: постоянно проводить топографические и картографические работы, собирать данные о природных условиях и настроениях населения, создавать стратегические планы. Русским Генеральный штаб четверть века составлял и издавал основанные на данных военной разведки рапорты о Китае в серии «Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии».
    После окончания в 1905 году Русско-японской войны международное положение РОССИИ стало менее стабильным. Мечты России о господстве на Дальнем Востоке потерпели крах.
    Китайцы начали вести себя высокомерно и избегать сотрудничества в торговых делах. В Китае все громче говорили о необходимости реформ, население было неспокойно, политическая агитация разрасталась.

    Неожиданно в 1906 году полковник Густав Маннергейм получил задание от Генерального штаба-отправиться в далёкое путешествие, конечной целью которого должен был стать Пекин, с целью пополнения раэведданных о Китае. Русский Генеральный штаб дал Маннергейму следующее задание:

    1. собирать сведения и военно-статистический материал о посещаемых им местах, в особенности о китайских провинциях, расположенных за пределами Великой Китайской стены;
    2. выяснить, как и в какой степени осуществляются в различных районах Китая начатые его правительством реформы;
    3. познакомиться с приготовлениями в области обороны страны, а также с реформированием и системой обучения вооружённых сил;
    4. исследовать интенсивность переселенческих процессов в китайских провинциях и осуществляемые Пекином реформы местного управления;
    5. выяснить, каковы настроения населения, как оно относится к политике Китая, насколько местные племена стремятся к самоуправлению и какова роль в этом Далай-ламы, а также - каково отношение населения к России и Японии и в какой степени в деятельности китайского правительства прослеживается японское влияние;
    6. исследовать дорогу в Кашгар, а оттуда - в Ланьчжоу и Пекин, и в особенности выяснить, можно ли разместить в Ланьчжоу русскую кавалерию и отдельные воинские подразделения.
    Кроме того, следовало:
    7. картографировать и описать маршрут из Кашгара в Учь-Турфан через Гулджэтский перевал;
    8. следовать вдоль русла реки Таушкан, идущего с гор вниз до того места где она сливается с рекой Яркенд;
    9. представить военно-статистическую характеристику расположенного в оазисе гарнизонного города Аксу;
    10.перебраться из Аксу в Кульджи через Музартский ледовый перевал;
    11. исследовать Юлдузскую долину;
    12.выяснить, насколько возможно использовать город Ланьчжоу как военный опорный пункт.

    В записной книжке Маннергейма под шведским заголовком «Дополнительные сведения» зафиксированы и собственные исследовательские заметки. Их основная часть касается каменных памятников с руническими надписями, но. кроме того - и китайского гражданского и военного законодательства, в частности законов, относящихся к горному делу; в числе интересовавших Маннергейма явлений -даже цвета глазурованных кирпичей, покрывавших мечети Самарканда, руководства по лечению болезней и проявке фотоматериалов в полевых условиях. В записной книжке содержался также список книг о Средней Азии и Китае, насчитывавший сто наименований, и ещё 15 страниц, исписанных убористым почерком, представляли собой шведско-китайский словарик, содержавший в общей сложности 1200 слов.

    В качестве подарков Маннергейм взял с собой лупы, финские ножи, иглы, катушки ниток, музыкальные шкатулки, зеркала, брошки, ожерелья, часы: духи, томики Коранов, ножницы и т.д. Помимо тысячи открыток с изображением пейзажей и портретов было 500 штук «ню» - образцы предлагаемых западной культурой «обнажённых натур». В записной книжке находим и рассказ о том, как некий калмык сделал кровопускание заболевшей вьючной лошади Маннергейма, а также о том. как сарты вылечили его взбесившуюся чёрную лошадь при помощи особой хирургической операции.
    В начале путешествия в Кашгаре и Яркенде Маннергейму помогали шведские миссионеры, российский консул Сергей Колоколов и его близкий друг, британский агент, наполовину китаец Джордж Маккартни. Как правило готовы были оказывать поддержку и китайские мандарины, предоставлявшие без всяких колебаний различную ценную информацию. Киргизы с Алайских гор, калмыки Юлдузской долины и уйгуры из провинции Ганьсу относились к нему дружески, так же как и многие дунгане. Маннергейм с похвалой отмечал живость и своенравие дунган. Кроме того, во многих местностях они были единственными, у кого можно было приобрести свежее молоко.
    В ходе экспедиции приходилось сталкиваться с различными неприятностями - кто-то временами заболевал, случалось сбиться с пути, иметь дело с плохими поварами и негодными переводчиками. Помимо этих проблем, без которых не обходится ни одно путешествие, Маннергейм пережил лишь несколько серьёзных неудач. Например, в тибетском монастыре в Лабранге его забросали камнями враждебно настроенные паломники, хотя сами настоятели монастыря отнеслись к нему дружественно.

    В пространном дневнике Маннергейма мы встречаем множество восхищённых отзывов о величественных пейзажах. При случае он всегда отправлялся поохотиться на горных козлов, антилоп и птиц для пополнения однообразного и скудного рациона - в записной книжке отмечены имена нескольких рекомендованных ему английских проводников для охоты на диких животных. Поскольку официальным прикрытием Маннергейма в ходе экспедиции были этнографические исследования, он посылал в Хельсинки Финно-УгорСкОму обществу и совету коллекций Антелля экспонаты для музея; помимо этого ему удалось переправить на родину и охотничьи трофеи для своего собрания.

    Рапорт Маннергейма. насчитывавший 173 страницы, был издан в 81-м томе упоминавшейся нами серии в 1909 году, то есть сразу после окончания его двухлетнего путешествия верхом по Азии. На обложке этого тома значится; «Не подлежит оглашению», что. конечно, свидетельствует о секретном характере содержания. О секретности издания говорит и такой факт: только три тома этой серии попали в коллекцию Славянской библиотеки Хельсинкского университета, которая формировалась обязательными экземплярами всех издававшихся в России книг.

    Рапорт начинается с характеристики стоявших перед экспедицией военных задач и проделанного пути. О своих результатах Маннергейм сообщает в главах, которые посвящены соответственно: (1) постройке железных дорог; (2) войскам: (3) школам; (4) борьбе против опиума; (5) промышленности и горному делу; (6) роли японцев в Китае и (7) китайским переселенческим поселениям в пограничных районах. На страницах 118-128 под заголовком «Западный фронт Китая» излагается предлагаемый им основной стратегический план.
    Собранные Маннергеймом сведения о ситуации в Китае без сомнения оказались бы весьма ценными для России, если бы война между этими странами началась в ближайшие годы после окончания его экспедиции. Однако политическая ситуация в мире стремительно изменилась, и в результате все прежние стратегические построения быстро устарели.
    Перечисленные здесь приложения, переданные Маннергеймом Генеральному штабу, всё ещё не обнаружены. Не дали результатов поиски ни в Российском военном архиве, ни в фондах географических экспедиций, хотя по некоторым сведениям, они всё-таки хранятся в военном архиве.

    Сбор материалов, угрожавших безопасности Китая, без сомнения следовало как-то маскировать. Для того чтобы Скрывать свою подлинную деятельность, Маннергейм представился путешественником-исследователем, благо в то время таких в Китайском Туркестане было много, поскольку оказалось, что этот район необычайно богат в археологическом отношении. Поэтому несколькими годами раньше началось настоящее соревнование между различными музеями мира за овладение древними сокровищами. Поначалу было договорено, что Маннергейм присоединится к экспедиции француза Поля Пеллиот, но их пути разошлись уже в Кашгаре.
    У Маннергейма не было достаточного запаса времени на то. чтобы вникнуть во все те научные источники и методики, которые понадобились бы ему для проведения исследовательской и собирательской работы в полевых условиях. Между тем запросы и научные задания Финно-Угорского общества и совета коллекций Антепля, были чрезмерными - например, совет хотел получить как можно более полную этнографическую коллекцию.
    В помощь себе Маннергейм взял несколько английских справочников для путешественников, которые по его словам оказались очень полезны.
    Мы не будем рассказывать ибо всех деталях и событиях знаменитого путешествия Маннергейма, о его приключениях среди разных народов - в эное Шёлкового пути или на заснеженных горных перевалах, в ламаистских монастырях или китайских городах, лежащих в оазисах.
    Сосредоточим наше внимание на коллекциях, собранных Маннергеймом, и других важных для науки результатах экспедиции. В качестве приложений мы публикуем выдержки из нескольких писем Маннергейма председателю Финно-Угорского общества Отто Доннеру, - тому человеку, который давал ему задание по проведению этнографических и археологических изысканий. Фрагменты писем образуют пленительные путевые записки о путешествии в страну, где слились остатки разных культур. Письма хорошо показывают, как глубоко проникся Маннергейм и этим заданием.
    Каждый сделанный им фотокадр Маннергейм точно фиксировал в приложении к своей записной книжке. Помимо места съёмки, темы и координатов снимавшегося объекта он фиксировал характер облачности, дальность, выдержку и экспозицию. Всего было сделано 1355 кадров, 58 из них не удались. Общее количество получившихся снимков - почти 1300
    Коллекция фотографий Маннергейма включает в себя и снимки военных сюжетов, однако её главной целью было отображение жизни тех народов, в среде которых он собирал свои материалы.
    Находясь в экспедиции, Маннергейм послал в Хельсинки очень разноплановую коллекцию. В ней содержались этнографические образцы, собранные среди сартов русского и китайского Туркестана, у киргизов Алайских гор, Кара-Теке и Музартэ. В районе Хотана и других местах он получил от местных жителей археологические находки, добытые ими из руин старых буддийских городов. Он и сам в нескольких местах затевал с помощью своих сотрудников пробные археологические раскопы для отвода глаз, но к его чести нужно сказать, что он никогда не занимался скалыванием древних памятников настенной живописи. Получить какие-либо предметы из того немногого, что хранилось у кочевников, было очень сложно даже за большие деньги Китайские экспонаты не интересовали финских заказчиков Маннергейма. хотя сам путешественник планировал массированный сбор именно этого материала. Некоторые предметы он привёз с собой и передал их лично интенданту археологического управления А.О, Гейкелю.
    Маннергейм надеялся, что его коллекция фотографий всегда будет сохраняться как единое целое, и в 1937 году он подарил её вместе с другими архивными материалами своей Азиатской экспедиции Финно-Угорскому обществу, где собирались публиковать его дорожный дневник и некоторые научные коллекции- Позже все фотографии и негативы из Финно-Угорского общества были переданы на хранение в этнографическое собрание музейного ведомства.
    У совета коллекций Антеппя было много сложностей с содержимым посланного Маннергеймом, поскольку часто при вскрытии ящиков посланных Маннергеймом часто оказывалось, что там отсутствуют предметы, которые должны были бы быть. Упаковочные листы, сами предметы и вкладыши с их описанием не всегда соответствовали друг другу. Многие упаковки с грузами надолго задерживались в пути, и по дороге из их содержимою пропадало с сотню номеров. Однако сам Маннергейм всегда действовал точно и добросовестно. В настоящее время в Национальном музее Финляндии хранится коппекция Маннергейма, содержащая в себе около 1200 предметов.
    На протяжении всей поездки Маннергейм пытался учить китайский и кыргызский языки, однако удивительной оказалась и его способность фиксировать языки малоизвестных, народов. В 1911 году вышла его объёмная статьи, изданная на основе заметок о двух народах тюркско-монгольского происхождения. В этой статье содержится употребительный лексический материал, и вследствие публикации этой работы имя Маннергейма упоминается в истории элтаистики как имя человека ставшего одним из пионеров в этой области. Помимо этого он проявил большой интерес к народу абдалов. загадочному по происхождению и почти поголовно занимавшемуся нищенством. Кроме того, его внимание привлекли жившие в горах к югу от Хотана шихшу и пахпу. широко расселившиеся дунганы - исповедовавшие ислам китайцы, евреи Кай-Фына и некоторые другие народы.
    Ещё находясь в России, в Западном Туркестане, Маннергейм встретился со знаменитой «царицей» киргизов Алайской долины Курманджан-датха, она специально сфотографировалась верхом на лошади, хотя ей было уже 95 лет. Кроме того, Маннергейм был пятым из европейцев, удостоившихся аудиенции тринадцатого Далай-ламы. Это произошло в монастыре Утай-Шань в Иванов день 1908 года.
    Из всего пройденного экспедицией маршрута в 14 тысяч километров Мэннергейм нанёс на карту 3 087 километров пути. Во второй части изданного в английской редакции дорожного дневника Маннергейма опубликованы вычерченные набело в Финляндии отрезки девяноста двух маршрутов на четырнадцати листах карт. Они важны для ознакомления с географией региона. К сожалению подлинные, сделанные рукой Маннергейма зарисовки маршрутов пропали. Досадно и то, что опубликованные в шведской и финской редакциях дорожного дневника карты маршрутов содержат в себе ошибки- Общая же карта, приложенная Маннергеймом к его рапорту, местами показывает маршрут слишком приблизительно.
    Но самым прискорбным является то обстоятельство, что пространная редакция дорожного дневника Маннергейма, изданная на английском для того, чтобы ею могли пользоваться в международном масштабе. Маннергейм хорошо сознавал сложности, связанные с воспроизведением иноязычных географических и других терминов. Научная достоверность текста Маннергейма пострадала не по его вине, поскольку многие общеизвестные названия были деформированы до неузнаваемого состояния. Кроме того, редакторы издания вместо того, чтобы использовать английские соответствия китайских, монгольских и тюркских названий, позаимствовали их шведские транскрипции. Окончательный результат незаслуженно снижает уровень прекрасных памятных заметок Маннергейма, которые самих по себе только в небольшой степени нуждаются в исправлениях. Б этом смысле судьба записок Маннергейма напоминает историю с публикацией трудов двух других известных финских путешественников - ГА. Валлина и М. А. Кастрена, научные изыскания которых томно так же изданы с серьезными дефектами. Другое депо, что дневник Маннергейма обладает помимо прочего и выдающимися литературными достоинствами.
    Ещё перед Первой мировой войной Маннергейм собирался сам обработать некоторые части добытого им научного материала с целью подготовить к публикации, но уже в 1939 году он писал врачу-миссионеру Густаву Ракетту: «Когда я пришёл к простой мысли, что. вряд ли когда-либо найду время обработать дневниковые записи Моей экспедиции 1906-1908 годов, я подарил их вместе с картами и другим материалом Финно-Угорскому обществу. Однако теперь, как ты, возможно, узнал от профессора Хилдена: Финно-Угорское общество к моему ужасу решило издать дневник необработанным и в английском переводе. С моей точки зрения эта затея выглядит слишком смелой, но учёные мужи думают иначе, и уж, коль скоро я подарил им весь материал, мне больше нечего сказать по этому поводу».
    В завершении следует отметить, что хотя Маннергейм в науке был благодаря жизненным обстоятельствам лишь дилетантом, и хотя его планы продолжить позже исследование абдалов и других малоизвестных народов нашли своё освещение лишь в переписке с Густавом Ракеттом, всё же коллекции, которые он собрал, и его заметки обладают несомненной и неизменной научной ценностью, всю глубину которой мы лишь постепенно осознаём. И наверное парадоксально, что результаты его тяжёлой разведывательной операции в конце концов никак не были использованы, а, наоборот, то, что он делал лишь для маскировки, дало ему славу выдающегося исследователя-путешественника, которому вдобавок посчастливилось вместе с лучшими учёными разных стран осуществить прорыв в исследовании Туркестана.

    Итоги экспедиции:
    -На карту нанесено 3087 км пути экспедиции;
    -Составлено военно-топографическое описание района Кашгар — Турфан;
    -Исследована река Таушкан-Дарья от её схода с гор до впадения в Оркен-Дарью;
    -Составлены планы 20 китайских гарнизонных городов;
    -Дано описание города Ланьчжоу как возможной будущей российской военной базы в Китае;
    -Оценено состояние войск, промышленности и горного дела Китая;
    -Оценено строительство железных дорог;
    -Оценены действия правительства Китая по борьбе с потреблением опиума в стране;
    -Собрано 1200 различных интересных предметов, касающихся культуры Китая;
    -Привезено около 2000 древних китайских манускриптов из песков Турфана;
    -Привезено редкое собрание китайских зарисовок из Ланьчжоу, дающих представление о 420 персонажах разных религий;
    -Составлен фонетический словарь языков народностей, проживающих в северном Китае;
    -Проведены антропометрические измерения калмыков (торгоутов), киргизов, малоизвестных племён абдалов, жёлтых тангутов;
    -Привезено 1353 фотоснимка, а также большое количество дневниковых записей.

    По результатам экспедиции полковник Карл Густав Эмиль Маннергейм был принят в в Русское георгафическое общество.
     
  6. PennAnDragon

    PennAnDragon Модератор Команда форума

    Регистрация:
    11 май 2014
    Сообщения:
    8.511
    Адрес:
    Өфө
    Остров в океане

    Некогда Михаил Ломоносов предполагал наличие этого острова в Северном Ледовитом океане, но точно уверен в его местонахождении не был, посему остров некоторое время носил странное название «Сомнительный». Впервые на полярные карты кусок суши, известный по рассказам эскимосов Чукотки и Аляски, попал в конце XVIII века, однако прочно утвердился на них лишь во второй половине века XIX. К тому моменту остров уже был известен всем под своим нынешним именем, полученным в честь русского мореплавателя адмирала Ф. П. Врангеля. Вопреки расхожему мнению, первооткрывателем его Фердинанд Петрович не был — на протяжении 4 лет (1820-1824) Врангель не единожды пытался достичь негостеприимных затерянных во льдах берегов, но не преуспел, и «крестным отцом» острова стал китобой Томас Лонг, решивший воздать должное настойчивости собрата по полярным исследованиям.

    История, о которой пойдет речь, произошла ровно через сто лет после окончания сибирской экспедиции Врангеля. Правда, как юбилейное мероприятие ее никто не рассматривал, да и чисто гидрогеографической, несмотря на официальный «титул», ее было назвать непросто. На повестке дня экспедиции на остров Врангеля, организованной в 1924 году, были, разумеется, и научные задачи — наблюдение за льдами, составление карты глубин, приливов и отливов, но главная миссия ее была скорее политической. Основной задачей современные этому мероприятию газеты называли «водружение советского флага на острове». Миссия была крайне важна: во время кровопролитной гражданской войны было не до отдаленных островов, и к началу 20-х годов принадлежность острова молодой Советской России при удобном случае захотели бы оспорить японцы (Восточная Сибирь с прилегающими островами представлялась перспективным и лакомым куском). Канадцы, США и Британия благоприятного стечения обстоятельств уже дождались и наперебой рвались заявить свои права на территорию. Экспедиции Стефанссона 1921—1924 годов организовывались именно с этой целью, что и было озвучено в «Прокламации», составленной предприимчивым канадцем: «…Принимая во внимание отсутствие объявленных прав на остров со стороны иностранных держав и ввиду пребывания на острове с 12 марта 1914 года по 7 сентября 1914 года оставшихся живыми членов экипажа бригантины «Карлук» капитана Р. А. Бартлетта, командовавшего этим правительственным канадским судном Канадской арктической экспедиции 1913—1918 годов, из состава которой присутствует оставшийся в живых старший механик Монро, уроженец Шотландии и подданный Британии, поднимаем канадский и британский флаги и объявляем этот остров, известный под именем острова Врангеля, состоящим с этого времени владением Его Величества Георга, короля Великобритании и Ирландии, заморских доминионов, императора Индии и пр., и частью Британской империи».

    Эта «авантюра», как впоследствии отзывался о своем предприятии в мемуарах сам Стефанссон, остаться незамеченной, конечно не могла. Сперва возмутился губернатор Аляски, во всеуслышание объявив остров законным владением США, а затем в дело вступила советская дипломатия.

    После возвращения с Генуэзской конференции заместитель наркома иностранных дел РСФСР М. М. Литвинов был назначен ответственным за отношения со странами Западной Европы — он и потребовал от заместителя официального агента РСФСР Н. К. Клышко прояснить ситуацию с правами на остров. В частном письме сотруднику Форин-офиса 27 марта 1923 года Клышко написал: «Мое правительство получило дополнительную информацию, из которой явствует, что правительство Канады над островом Врангеля подняло британский флаг. Я был бы очень признателен, если бы вы смогли бы изыскать способ для скорейшего ответа на нашу ноту от прошлого года, которого, как мне известно, мое правительство ожидает с большим беспокойством». Британцы невозмутимо промолчали.

    Тогда разъяснений потребовал уже Л. Б. Красин, глава официального представительства РСФСР в Лондоне: «…данный остров является российским владением и потому г-н Красин уполномочен своим правительством обратиться к британскому правительству с просьбой, чтобы оно использовало свои хорошие отношения с канадским правительством для того, чтобы положить конец подобным рейдам. Г-н Красин хотел бы добавить при этом, что его правительство принимает меры, направленные на предотвращение в будущем нарушения суверенитета над данным островом».

    Не дождавшись внятного ответа и на этот раз, правительство СССР направило к острову Врангеля экспедицию. Бывший владивостокский портовый ледокол «Надёжный» оснастили пушками (на всякий случай), переименовали в канонерскую лодку «Красный Октябрь» и под командованием начальника оперативного отдела штаба Морсил Дальвоста Е.М. Воейкова отправили утверждать советский суверенитет присутствием на спорной территории. Руководителем экспедиции назначили начальника управления безопасности кораблевождения Морсил Дальвоста Б. В. Давыдова.

    «Красный Октябрь» покинул Владивосток 20 июля 1924 года, и ровно через месяц над островом воздвигся (именно воздвигся, ибо сделан он был из металлических листов!) советский флаг. Вот как вспоминает об этом комиссар экспедиции М. А. Доминиковский в своей статье, опубликованной в 1925 году в «Смене» (№28): «Здесь же в бухте Роджерса, вблизи того места, где стояла мачта, сооруженная канадцами, нами был водружен флаг СССР, склепанный из листов цинкового железа, окрашенный в красный цвет с вырубленными буквами в теле флага СССР. Флаг надет на массивный железный прут, вделанный в верхнюю часть мачты, которая представляет из себя здоровое бревно. Мачта, сооруженная канадцами, на которой, по - видимому, развевался канадский флаг, что видно из дневника иностранца, была срублена, и к оставшейся части ее мы прибили доску с надписью даты пребывания Гидрографической Экспедиции и лозунгами на английском и русском языках: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

    Оставленных на острове канадцами колонистов-эскимосов и их руководителя Чарльза Уэльса вывезли на «Красном Октябре» из гуманитарных соображений: считается, что дальнейшее пребывание на острове грозило им голодной смертью, и эвакуация произошла по просьбе колонистов. Эскимосов, по словам Доминиковского, «зачислили на военморский паек, поселив часть в палатках на верхней палубе, а часть в кают - компании корабля. Эскимосы убедились, что большевики не так уж страшны, как им говорили канадцы. Из слов американца Чарльза Уэльса выяснили, что он занимался на острове промыслом пушного зверя. У него обнаружили среди собственных вещей два флага - один американский и второй канадский. Уэльс также имел на руках довольно удачный подбор коллекций горных пород, вел запись метеорологических наблюдений, в дневнике». Разумеется, гуманность ничуть не помешала реквизировать добытую колонистами пушнину и моржовый клык, а заодно и 300 капканов, использовавшихся для отлова зверей — своего рода плата за кров, стол и транспортировку на Большую землю.

    Возвращение было хоть и триумфальным — задача выполнена! — но еще более тяжелым, нежели путь к острову. В конце сентября канонерскую лодку чуть не зажало льдами у мыса Шмидта — неизвестно, чем бы закончился поход, если бы не разыгравшийся весьма кстати шторм, помешавший полностью обездвижить корабль. Когда «Красный Октябрь» 29 октября вернулся во Владивосток, в топки летели последние лопаты угля, а пресной воды на судне не оставалось вовсе. Риск и тяготы похода были вознаграждены: постановлением Дальневосточного революционного комитета от 12 декабря 1924 года канонерская лодка была удостоена ордена Красного Знамени. Все участники (81 человек, из них 19 человек комсостава и 62 команды) в феврале 1925 года получили специально созданный в честь похода по эскизам начальника гидрографической партии экспедиции В.А. Грагайтиса нагрудный памятный знак. Удостоверения подписал председатель Дальревкома и краевого Исполкома Я.Б. Гамарник.

    Казалось бы, на этом в истории знака можно ставить точку — ан нет. Точно так же, как история присутствия СССР на острове Врангеля не закончилась историей Гидрогеографической экспедиции 1924 года, биография интересной награды за эту экспедицию также имела продолжение. В 1926 году на пароходе «Ставрополь» под командой капитана Миловзорова на остров было вывезено несколько семейств чукчей и десять русских колонистов. Колония оказалась почти оторвана от мира, поскольку подход кораблей к острову был возможен только летом и то не каждый год… Северные острова нуждались в наблюдении и связи, и в 1927 году была организована Северная воздушная экспедиция. В ней принимали участие два самолета, поплавковый «Юнкерс F-13», пилотируемый Е.М. Кошелевым в сопровождении бортмеханика Г. Т. Побежимова, и летающая лодка «Савойя S-16» (пилот Э.М. Лухт, бортмеханик Ф. М. Егер, запасной механик В. Н. Журович ). После выполнения задания летчики, точно так же, как и участники экспедиции «Красного Октября», были награждены знаками «За экспедицию на остров Врангеля», причем Э. М. Лухту был вручен знак под №2.

    «Если туда не пройдут пароходы и ледоколы, то долетят самолеты. Мощные, многомоторные самолеты, снабженные радио, могущие нести большой груз, обладающие способностью посадки и на воду, и на сушу.

    И летчики, и самолеты для этой цели найдутся… а пока там, далеко на крайнем Севере Союза, стонет зимняя вьюга, шторм сотрясает стены маленького домика, и изредка полыхают в небе нежные огни воздушного океана», — такими пророческими словами завершил свою книгу о воздушной экспедиции Э. М. Лухт. Так началась эра полноценного освоения Арктики — и прекрасным напоминанием о славных страницах советской истории по-прежнему является нагрудный Знак, выпущенный почти сотню лет назад.

    [​IMG]

    [​IMG]

    [​IMG]
    Знак участника экспедиции на остров Врангеля в 1924 г

    [​IMG]
    Лухт Эдуард Мартынович (1893–1940)


    numismat.ru
     
    • Отлично! Отлично! x 1
  7. PennAnDragon

    PennAnDragon Модератор Команда форума

    Регистрация:
    11 май 2014
    Сообщения:
    8.511
    Адрес:
    Өфө
    Воспоминания русского матроса И.П. Спехина из книги "Воспоминания русских крестьян XVIII - первой половины XIX века"

    «Перезимовав там (в Лондоне), весной собрались с одним балластом в обратный путь в Россию. Но только перед самым отходом я выехал со штурманом в город для разных покупок; штурман пошел в город, а я остался караулить шлюпку. С двух до пяти часов он где-то ходил, наконец пришел пьяный до зела и отпустил меня ненадолго походить. Возвратившись через полтора часа, я не нашел ни его, ни шлюпки: он уплыл без меня.

    Таким образом, на закате солнца, за восемь верст от корабля, я остался один в незнакомом городе, не умея говорить; денег от разных покупок нисколько не остаюсь. Пришел к жиду и у него приютился на ночь. На другой день в 10 часов он повел меня в Ост-Индскую контору и там отдал в матросы, получив за меня пять фунтов (то есть 100 р. по тогдашнему курсу). Отсюда же меня отослали на корабль, отправлявшийся в Индию, не спросив ни паспорта, ни моего согласия на отправку. Жид из полученных денег ничего не дал мне, только привез после койку и одеяло.

    На корабле дали мне имя Джон Петерсон. Вскоре наш корабль вместе с другими кораблями, в количестве 64 (в том числе были два брига и один военный корабль), отплыл. Таким образом шли мы до Мыса Доброй Надежды 8 месяцев, нигде не сходя с корабля на землю, только видели два острова: Мадеру и Тенериф. Мыс Доброй Надежды — гора высокая, как ровный стол, в половине ее проходят облака. Город тогда принадлежал Голландии. Пришел англичанин, высадил 3000 солдат и взял город приступом. Через три или меньше недели с фрегата был подан пушечный сигнал в отвал всем кораблям в Ост-Индию. Я же и несколько других матросов, которым также наскучила морская хода, остались в городе, не жалея 800 рублей жалованья за 8 месяцев, которое оставляли на корабле.

    Потом я поступил к англичанам же в солдаты и два года жил денщиком у одного майора. Затем наш баталион был отправлен в Вест-Индию, на остров Барбадос, потом в Антигу и Сан-Люис. Тут я прожил шесть лет. Из 1000 человек нашего баталиона осталось только 200. Почему из Англии были присланы свежие солдаты, и баталион был снова сформирован и отправлен в колонию Суринам. Здесь я был сделан капралом, вскоре унтер-офицером и определен был над госпиталем штуром. В это время я знал уже арифметику и умел читать и писать по-английски.

    Здесь я дослужил срок службы, 14 лет (собственно, я служил восемь лет, но каждые два года считались за три). Это было в 1815 году, и я вышел в отставку. Так как я служил хорошо и исправно и жил воздержанно, то англичане просили меня снова поступить к ним в службу, но я пожелал возвратиться в свое отечество. Поэтому меня вместе с другими солдатами, тоже выслужившими срок службы, привезли в Англию, а оттуда отправили через канал в город Остенде; тут мне дали 500 франков. Из этого города я поехал в Брюссель, где явился к русскому посланнику. Он дал мне паспорт на проезд через французские города в крепость и город Мобеж. Здесь в канцелярии мне приказано было жить до отправки в Россию раненых и больных. Таким образом, в 1817 году, вместе с инвалидами, я прибыл на корабле в Петербург, потом в Архангельск. Здесь я был судим за самовольную отлучку, потому что корабельщик и штурман, по возвращении в Россию, показали, что я самовольно ушел с корабля, за что, по решению суда, я был наказан 10-ю ударами плетьми и за молодостью оставлен на родине».
     
    • Отлично! Отлично! x 2
  8. Meekaah

    Meekaah Администратор Команда форума ДЕГЕНЕРАТЫ

    Регистрация:
    30 янв 2014
    Сообщения:
    8.653
    А на самом деле поди бухал с девками все это время в соседнем уезде. :deg:
     
    • Согласен Согласен x 1
  9. Amdu

    Amdu Администратор Команда форума ДЕГЕНЕРАТЫ

    Регистрация:
    27 янв 2014
    Сообщения:
    19.697
    ...и учил английский для алиби
     
  10. PennAnDragon

    PennAnDragon Модератор Команда форума

    Регистрация:
    11 май 2014
    Сообщения:
    8.511
    Адрес:
    Өфө
    Как англичане Московию открывали

    В середине ХVI века Англия принадлежала к числу «обиженных» морских держав. Военное могущество Испании заграждало ей выход к южным морям, омывавшим берега вожделенных стран, из которых в Европу текли пряности и золото. Поневоле англичанам приходилось бороздить cyровые северные широты. Мореплаватель Джон Кабот в поисках северного прохода в Азию во время экспедиции 1497—1498 годов забрёл в холодные воды Ньюфаундленда.

    Сын его, Себастьян, участник этой экспедиции, впоследствии сообщил английской короне, что открыт путь в Китай. Правда, в Лондоне этому не очень верили, поскольку единственной добычей, которой удавалось поживиться у берегов сей северной Поднебесной, были косяки жирной трески. И всё же предприимчивому мореходу был пожалован официальный титул «эсквайра и главы мастеров Компании торговых открытий города Лондона». А король Эдуард VI пожелал брать у него уроки космографии.

    Неудача не обескуражила Кабота. Он продолжал убеждать лондонских купцов, что в Китай можно попасть через льды Севера. Если на западном направлении окажется тупик, значит, надо плыть на восток! Поддавшись искушению, лондонские негоцианты создали «Общество купцов искателей для открытия стран, земель и островов, государств и владений, неведомых и доселе морским путём не посещаемых».

    Акционерные взносы составили около шести тысяч фунтов стерлингов. На эти деньги Общество приобрело три корабля — «Бона Эсперанта» (в переводе с латинского — «Благая Надежда», водоизмещением 120 тонн), «Бона Конфиденция» («Благое Упование», 90 тонн) и «Эдуард Бонавентура» («Эдуард Благое Предприятие», 160 тонн — запасы на полтора года плавания).

    Преклонный возраст не позволил Каботу самому встать во главе новой экспедиции по северным морям. Эскадру возглавили адмирал Хью Уиллоби, вызывавший доверие у aкционеров не только познаниями в военном деле, но и большим ростом, а также штурман (старший кормчий) — 32-летний уроженец Бристоля Ричард Ченслор, «не раз показавший свой ум на деле». «На него-то и была вся надежда в успешном выполнении предприятия», — поясняет в своих воспоминаниях один из участников экспедиции, Климент Адамс, видимо отдававший предпочтение уму перед силой.

    Уиллоби и Ченслор, каждый, получили в дорогу грамоту Эдуарда VI, обращённую к владыке неведомой Полярной империи, составленную на трёх языках (русский среди них отсутствовал).

    Экспедиция носила мирный характер. Инструкция Тайного королевского совета предписывала морякам не обижать жителей тех земель, которые встретятся на пути, чтить их обычаи и нравы и даже «делать вид, что у нас те же законы и обычаи, какие имеют силу в той стране, куда мы придём».

    Торжественные проводы состоялись 20 мая 1553 года в Гринвиче. Королевский совет смотрел на отплытие кораблей из окон дворца. Собралась масса народу, особенно любопытные ухитрялись влезать даже на крыши башен. Под гром орудий и приветственные крики провожавших моряки прощались с родиной и соотечественниками. Не было только короля Эдуарда VI, от чьего имени и затевалось путешествие: он лежал тяжело больной и умер спустя несколько дней после отплытия эскадры.

    У берегов Норвегии мореплавателей поджидала беда. Сильный шторм разметал корабли. «Эдуарда Бонавентуру» отнесло ветром далеко на восток. Прождав напрасно неделю два других корабля, Ченслор на свой страх и риск двинулся дальше.

    Продвигаясь вперёд по неведомым водам, он, по словам Адамса, «зашёл так далеко, что оказался в местах, где совсем не было ночи, где постоянно сиял ясный свет солнца над страшным и могучим морем». Наконец в августе 1553 года корабль Ченслора с экипажем из 48 человек вошёл в устье Северной Двины и бросил якорь у монастыря Святого Николая близ Холмогор (Архангельска тогда ещё не существовало).

    Двинская летопись бесстрастно отметила прибытие чужеземцев: «Прииде корабль с моря на устье Двины реки и обславься: приехали в Холмогоры в малых судах от английского короля Эдварда посол Рыцарт, а с ним гости». Русские люди и не подозревали, что в сей момент их «открыли»…

    Гости поначалу опасались за свою жизнь. Но скоро убедились, что бояться им нечего: русские вели себя как нельзя более радушно. Однако торговать с пришельцами без разрешения государя отказались наотрез. На вопрос англичан, кто же их государь и каковы размеры их страны, поморы дали такой ответ: страна их зовётся Русью, простирается она далеко в глубь материка, а правит ими государь Иван Васильевич. По просьбе Ченслора воевода князь Микулинский послал гонца в Москву.

    Царь повелел немедленно доставить англичан пред очи свои, взяв на себя все путевые расходы и распорядившись бесплатно выдавать им лошадей на станциях. Но в Москве послов для порядку поволынили двенадцать дней, прежде чем они получили аудиенцию.

    Иван IV принял Ченслора, сидя «на позолочённом сиденье в длинной одежде, отделанной листовым золотом, в царской короне на голове и с жезлом из золота и хрусталя в правой руке; другой рукой он опирался на ручку кресла». Царь благосклонно осмотрел подарки и образцы товаров, затем терпеливо выслушал грамоту короля Эдуарда VI. В ней говорилось, что люди созданы Богом для общения друг с другом. Особенно же полезны сношения «с людьми торговыми, которые странствуют по всей вселенной, переплывают моря и переходят пустыни, дабы доставлять в отдалённейшие страны и государства предметы хорошие и полезные, которые, по благости Божией, находятся в их стране, и дабы обратно вывозить оттуда то, что они там полагают получить для пользы своей страны». Правда, царь выразил лёгкую досаду, что грамота «обращена неведомо к кому».

    Ченслора после приёма в знак особой милости пригласили к царскому столу. Переодетый в «серебряное одеяние», Иван сидел на возвышении. В некотором отдалении от него стояли длинные накрытые столы. Все приглашённые к обеду — человек двести бояр и дворян — были в белом. В середине трапезной стоял поставец с кубками и яствами. Сервировка поражала богатством — «всё подавалось на золоте».

    Прежде чем принесли яства, царь послал каждому гостю большой ломоть хлеба, а разносивший хлеб кравчий громко называл пожалованного по имени и говорил: «Иван Васильевич, царь всея Руси и великий князь Московский, жалует тебя хлебом!» Эти слова каждый выслушивал стоя. После всех царь дал кусок хлеба кравчему, который тут же перед царём съел его и, откланявшись, вышел. С такими же церемониями разнесли лебедей, нарезанных кусками, а уж затем стали подавать остальные блюда. За время обеда царь дважды сменил корону на голове; а когда брался за нож или хлеб, осенял себя крестным знамением.

    Из-за стола разошлись в час ночи.

    Англичане пробыли у русских несколько месяцев, внимательно изучая неизвестные им народ и страну. Ченслор смотрел на Россию непредвзятым взглядом и во многих местах своего дневника выражает искреннее восхищение увиденным: «Страна… изобилует малыми деревушками, которые так полны народу, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком громадном количестве, что это кажется удивительным».

    Москву Ченслор нашёл более великой, «чем Лондон с предместьями». Правда, «Москва очень неизящна и распланирована без всякого порядка». Зато есть «в Москве красивый Кремль, его стены из кирпича и очень высоки». Англичанин до кончиков ногтей, он, отбросив всякое национальное чванство, не скупится на похвалы русскому народу. «Я не знаю страны поблизости от нас, которая могла бы похвалиться такими людьми». И ещё: «Если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними».

    Отметил он и национальную замкнутость москвичей: они «учатся только своему языку и не терпят никакого другого в своей стране и в своём обществе». Впрочем, этот упрёк тогда можно было сделать любому другому народу... А вот что на самом деле неприятно поразило Ченслора (видимо, в качестве купца и предпринимателя), так это экономический деспотизм царской власти. С нескрываемым ужасом он пишет о том, что царь имеет право отнимать у своих подданных землю и другое имущество. Русский человек не может сказать, как говорят простые люди в Англии: «Если у нас что-нибудь есть, то оно от Бога и моё собственное», в России всё принадлежит «Богу и государевой милости».

    Зато Ченслор с одобрением (и это удивительно) отозвался о русском судопроизводстве, правда, лишь в одном отношении: у русских нет «специалистов-законников, которые бы вели дело в судах», то есть продажных крючкотворов-адвокатов. «Каждый сам ведёт своё дело и свои жалобы и ответы подаёт в письменной форме, в противоположность английским порядкам». И уточняет: подданные имеют право подать челобитную прямо самому государю, который судит с «удивительной беспристрастностью».

    Впрочем, peзультат получался тот же, что и в английских судах: «происходят удивительные злоупотребления, и великого князя много обманывают». Климент Адамс, в свою очередь, отметил гуманность русского суда: «За первую вину не вешают, как у нас...» Описав приверженность русских религиозным обрядам, Ченслор продолжает: «Что касается разврата и пьянства, то нет в мире подобного, да и по вымогательствам это caмые отвратительные люди под солнцем. Судите теперь о их святости».

    И тем не менее по совокупности наблюдений — хороших и дурных — вывод Ченслора о русском народе оказался таким: «По моему мнению, нет другого народа под солнцем, который вёл бы такую суровую жизнь».

    Время шло, и по весне следующего года нашлись корабли Хью Уиллоби. Вернее, их нашли. Русские рыбаки обнаружили на Мурманском побережье, в устье реки Арзины, два судна, стоявшие на якорях. Но, увы, теперь они представляли собой «летучих голландцев». «Нашли мы-дe, — сообщали царю рыбаки, — на Мурманском море два корабля стоят на якорях в становищах, а люди на них все мертвы». Экипажи «Бона Эсперанты» и «Бона Конфиденции», как видно, не выдержали первой в истории полярной зимовки. Мёртвый Уиллоби склонился в капитанской каюте над судовым журналом, из которого можно понять, что в январе 1554 года его и команду ещё не покидала надежда...

    По просьбе Ричарда Ченслора царь возвратил лондонскому обществу имущество и вооружение обоих кораблей (перед тем московские пушкари обследовали английские пушки и нашли, что наши лучше!). На обратном пути в Англию серьёзной опасности подвергся уже корабль самого Ченслора: фламандские пираты взяли его на абордаж. Ченслор остался в живых, но все русские товары и подарки царя (в том числе и королю) пропали... В Лондон Ченслор привёз только грамоту на имя Эдуарда VI, в которой Иван обещал, что английские купцы «ярмарки свои будут иметь свободно во всём пространстве наших государств», — такой привилегией беспошлинной торговли не обладали ни ганзейские, ни голландские нeгoцианты.

    Новой правительнице Англии — королеве Марии Тюдор, чьим мужем был испанский король Филипп II, — пришлось довольствоваться лишь грамотой Ивана IV да рассказами Ченслора о богатствах Московии. Любопытная деталь. В своём послании Иван именовал себя «повелителем всей Сибири», которой пока владел хан Кучум, и «великим князем лифляндским», хотя Лифляндия принадлежала ещё Ливонскому opдену. Впрочем, королева не обратила на это внимания: во-первых, не знала сути дела, а потом ведь и она с Филиппом подписали ответную грамоту царю: «Король и королева Англии, Франции, Иерусалима...»

    Ченслор в награду за проведённую экспедицию получил титул «командора и великого штурмана флота». Себастьян Кабот возглавил образованную Компанию для торговли с Россией, Персией и северными странами. Иначе — Московскую компанию.

    В мае 1555 года Ченслор отправился в своё второе путешествие в Россию — уже в качестве официального посла. На «Эдуарда Бонавентуру» погрузили много сукна и изделий из железа. Иван был рад снова увидеть полюбившегося иноземца. Привилегии английским купцам были подтверждены, и в ноябре Ченслор отплыл на родину вместе с московским послом Осипом Непеей.

    К несчастью, у берегов Шотландии буря бросила корабль на скалы. Ченслор погиб: оказалось, что «великий штурман» не умел плавать. Утонули и семеро русских из посольской свиты... Осип же Непея, плававший, как и многие русские, не лучше топора, каким-то чудом спасся, добрался до Лондона и там удостоился торжественного приёма. Назад он вернулся в обществе множества английских мастеров, выразивших желание служить московскому государю.



    Начавшаяся торговля с Англией была обоюдовыгодной. Россия, вскоре вступившая в войну с Ливонией, получала от англичан всё необходимое для армии — порох, доспехи, серу, селитру, медь, олово, свинец и т.д. В свою очередь русский лес и пенька помогли Англии выстоять в морской схватке с Испанией. Тридцать лет спустя победитель Непобедимой армады aдмирал Фрэнсис Дрейк просил английского посла в Mocкве благодарить сына Грозного, царя Фёдора Ивановича, за отличную оснастку своих кораблей, позволившую отстоять независимость Англии



    Подробнее см.: https://www.nkj.ru/archive/articles/23019/ (Наука и жизнь, Ричард Ченслор — англичанин, «открывший» Россию)
     
    • Отлично! Отлично! x 4
  11. PennAnDragon

    PennAnDragon Модератор Команда форума

    Регистрация:
    11 май 2014
    Сообщения:
    8.511
    Адрес:
    Өфө
    Филипп Сергеевич Ефремов (1750 — ум. после 1811) — русский путешественник по странам Востока, надворный советник.

    Уроженец Вятской губернии, в 1763 г. вступил на службу капралом в Нижегородский пехотный полк, в 1765 г. произведён в каптенармусы, и в июне 1774 г. был произведён в унтер-офицеры и командирован на заставу Донгуз крепости Илецкая Защита.

    В начале июля 1774 г. на заставу напали пугачёвцы, и после жаркого боя захватили Ефремова в плен. Ему удалось бежать от пугачёвцев, однако практически сразу он был захвачен киргизами, а те продали его в Бухару. Здесь Ефремов успел заслужить доверие Даниялбия, главного вельможи эмира бухарского; тем не менее ему пришлось претерпеть много мучений за отказ перейти в ислам. Получив чин юзбаши (сотника), Ефремов участвовал в бухарских набегах, храбро дрался под Самаркандом, Мервом и во время похода на Хиву, за что был пожалован землёй и деньгами. Добыв паспорт в Коканд, он бежал из Бухары и через Тибет, Кашмир, Индию и Англию возвратился в Россию, после девятилетнего странствования.


    В 1783 г. был принят Екатериной II, пожалован в прапорщики и определён в Коллегию иностранных дел переводчиком с восточных языков. В 1785 уволен для определения к другой службе. Завершил карьеру в чине надворного советника.

    Его «Девятилетнее странствование и приключения в Бухарии, Хиве, Персии и Индии и возвращение оттуда через Англию в Россию» издано в 1-й раз в Санкт-Петербурге в 1786 г., без его ведома, во 2-й раз в 1794 г. им самим в Санкт-Петербурге, в 3-й раз в Казани в 1811 г. и в 4-й раз перепечатано с подлинной рукописи в «Русской Старине» (1893, № 7). С последней публикации было сделано научное переиздание в Москве в 1952 г. Книга содержит массу важных сведений по лингвистике, географии, истории и этнографии Средней Азии, Тибета и Индии.

    wHKbxZHzD1o.jpg
     
  12. PennAnDragon

    PennAnDragon Модератор Команда форума

    Регистрация:
    11 май 2014
    Сообщения:
    8.511
    Адрес:
    Өфө
    Читаю вот странствия этого Филиппа Сергеевича. Интересно оказывается: хапанул он может даже покруче, чем Афанасий сын Никитин. Причем гораздо интереснее читать не столько про его приключения, сколько описанные им страны. Вот например рассказывает он о производстве шелка (орфографию оригинала постарался сохранить, убрав или заменив только "еры, яти, Ижицы"

     
  13. PennAnDragon

    PennAnDragon Модератор Команда форума

    Регистрация:
    11 май 2014
    Сообщения:
    8.511
    Адрес:
    Өфө
    Исчезновение моряков «Святого Павла» — загадочное исчезновение пятнадцати русских моряков пакетбота «Святой Павел», высадившихся на берег Северной Америки в 1741 году.

    Одной из основных целей Великой Северной экспедиции была задача отыскания пути в Северную Америку и островов в северной части Тихого океана[1].
    Для этого к лету 1740 года в Охотске были построены два пакетбота «Святой Пётр» и «Святой Павел», которые, под командованием Витуса Беринга и Алексея Чирикова соответственно, в сентябре 1740 года вышли в море. Проведя зиму в Авачинской бухте, 4 июня 1741 года корабли вышли в плавание к берегам Америки.
    20 июня корабли потеряли друг друга в сильном тумане и трое суток пытались встретиться, но безуспешно, после чего отправились в самостоятельные плавания.
    15 июля 1741 года пакетбот «Святой Павел» под командованием Чирикова достиг берегов Америки в районе острова Бейкер, входящего в состав архипелага Александра. Начались поиски бухты, пригодной для высадки.

    Обстоятельства таинственного исчезновения известны по рапорту Чирикова в Адмиралтейств-коллегию, составленному 7 декабря 1741 года, и его же письму капитану Лаптеву, цитаты из которых и будут приводиться ниже.
    17 июля после совещания с офицерами принято решение небольшим отрядом высадиться на берег в лангботе — бо́льшей из двух шлюпок, имеющихся на корабле. Группу из десяти матросов и солдат возглавил штурман Аврам Дементьев, молодой, но «опытный в своем ремесле и ревностный к службе отечеству». Перед группой стоит задача найти источник пресной воды, а также выполнить работы, непосредственно относящиеся к целям экспедиции: составить чертёж бухты, найти место для безопасной якорной стоянки, поискать на берегу «нет ли каких отменных камней и земли, в которой можно чаять быть богатой руде».
    Члены экспедиционной группы были вооружены, кроме того, им были выданы две ракеты и медная пушка, и на случай невозможности возвращения в тот же день из-за туманов или непогоды — провианта на неделю. Дементьеву была дана подробная инструкция из 11 пунктов, копия которой была приведена в рапорте. Среди пунктов были подробные наставления сигнализации на пакетбот:

    "как бог принесет на берег, то для ведома нам пустить ракету, так же как из берегу выдете на море, то пустить же ракету, и на берегу будучи, роскласть большей огонь, ежели увидите, что нам оной можно видеть будет, а особливо ночью, а в день хотя дым можем увидеть".

    Если же лодка не сможет пристать к берегу, то должна вернуться на корабль, предварительно уведомив об этом выстрелом из пушки. Предполагалось, что лодка вернется тем же днём.
    В 15:30 пакетбот, подойдя как можно ближе к берегу, спустил лангбот на воду. По современным вычислениям, это было у побережья острова Якоби в архипелаге Александра. Шлюпка направилась к видимой с корабля бухте, зашла за скалы — и исчезла. Не было никаких сигналов, ни ракет, ни выстрелов из пушки. К вечеру погода испортилась, ветер усилился, и для безопасности пакетбот отошёл дальше в море. Наутро оказалось, что побережье затянуто туманом, затем начался дождь и шквалистый ветер, который относил корабль от бухты. 21 июля ненадолго вышло солнце и берег стал виден, но вскоре вновь началась непогода.
    23 июля туман разошёлся и в 16:00

    "близ самой той заливы, в которую вошел лангбот наш, увидели на берегу огонь, о котором чаели, что оной содержут посланныя от нас служители, ибо сколько подле земли ни шли, нигде на берегу огней, строения и при береге судов и протчих признаков к жильу никаких не видали, почему не очень чаели, чтоб были жители на оном месте. И, увидя огонь, для позыву бота, несколько раз перемешкивая, палили ис пушек, точию он к нам не вышел, а время к выходу было весьма способно, и мы ходили близ самого берега. А как от нас выпалят ис пушки, тогда на берегу тово часу огонь прибавят."

    Огонь горел примерно до полуночи, а к утру погас. На офицерском совете решили, что лангбот, очевидно, был повреждён и потому не выходит к кораблю, несмотря на подходящую погоду. Было решено, что необходимо послать вторую шлюпку с корабельным плотником и конопатчиком Гориным с инструментами, отвезти которых добровольцем вызвался боцман Савельев, гребцом также вызвался матрос Фадеев. Савельеву было приказано, чтобы он, прибыв на берег и найдя бот, высадил плотника и конопатчика, а сам, взяв на борт Дементьева и трёх-четырёх из его людей, немедленно возвращался. Система сигнализации была ещё более детальной и подробной:
    • если при прибытии на берег обнаружится, что и бот и люди целы, то следовало сообщить об этом разложив два костра, чтобы с пакетбота днём был виден дым, а ночью огонь;
    • если бот повреждён, но пригоден для ремонта, то разложить три костра;
    • если бот так повреждён, что его невозможно починить следовало разжечь уже четыре костра, следя за тем, чтобы огни были вдалеке друг от друга. При этом следовало на шлюпке же привести Дементьева и столько его людей, сколько было бы возможным вместить без опасности перегруза.
    "И понеже тогда стояла весьма тихая погода, то ево тем времянем на берег и отпустили и сами за ним к берегу следовали, и приходили очень блиско, и видели, что боцман на лотке приближился к берегу с полудни в 6-м часу, точию определенных от меня сигналов не чинил и в чаятельное время к нам не возвратился, а погода стояла самая тихая."

    В 9 вечера

    "выпалили призывания их из одной пушки, понеже ветр самой малой и ходу судна почти ничего нет и по такой тихой погоде можно им к нам с берегу ехать, и как выпалили из пушки, то видно было на берегу якобы выпалено из ружья, токмо звуку никакого не было слышно, а в ответ показавшегося на берегу огня выпалили от нас из другой пушки в 9 часо, показался на берегу огонь".

    На пакетботе зажгли два фонаря и повесили один на флагшток, другой на гафель. На берегу огонь то появлялся, то исчезал, как будто прикрывали его, но о таком сигнале никакой договоренности не было. В час ночи ещё несколько раз выстрелили из пушек, на берегу по-прежнему виден огонь.

    В течение 25 июля пакетбот продолжал находиться вблизи бухты, безуспешно ожидая известий о судьбе 15 своих моряков. На корабле больше не оставалось ни одного малого судна, а пристать к незнакомому берегу было невозможно.

    "в 1-м часу увидели мы идущия от той губы, куды посланы от нас бот и лотка, две лотки на гребле, одна — малая, другая — побольше, о которых мы надеялись, что наш бот и лотка возвратились. И пошли к ним навстречю. Потом разсмотрели мы, что лотка гребущая — не наша, понеже оная корпусом остра и гребля не роспашная, а гребут веслами просто у бортов, которая к пакетботу так не приближалась, чтоб в лицо человека можно видеть, токмо видели, что сидело в ней четыре человека: один на корме, а протчия гребли, и платья видно было на одном красное, которые, будучи в таком разстоянии, встали на ноги и прокричали дважды: агай, агай и махали руками и тотчас поворотились и погребли к берегу. А я тогда приказал махать белыми платками и кланяться, чтобы они к нашему судну подъехали, что и чинено от многих служителей, токмо, несмотря на то, скоро погребли к берегу, а гнаться за ними было неможно, понеже ветр был тих, а лотка оная гораздо скороходна, а другая большая лотка, далече не подгребши к пакетботу, возвратилась, и вошли обе опять в ту заливу, ис которой выгребли. Тогда мы утвердились, что посланныя от нас служители всеконечно в несчастье, понеже штюрману Дементьеву, как отправлен, уже настали осьмые сутки и было довольно время, способнаго к возврату, и мы к тому месту ходили в самой близости, токмо он не возвратился. А по отправлении боцмана мы от того места не отлучались, а погода была все тихая, и ежели б несчастия какова им не случилось, то б по настоящее время уже к нам возвратились. И можно чаять по тому, понеже американцы к нашему пакетботу не смели подъехать, что с послаными от нас людьми от них на берегу поступлено неприятельски: или их побили, или задержали. Однако ж мы ещё до вечера близ того места ходили, поджидая своих судов, токмо ночью для опасения от берегу поудалились, да и ночью имели на кормовом флакштоке фонарь с огнём, дабы, ежели, паче чаяния, выдут, то чтоб могли к нам и ночью притить". (Рапорт А. И. Чирикова в Адмиралтейств-коллегию о плавании к берегам Америки).

    27 июля состоялся военный совет, на котором, ввиду того, что больше на корабле не осталось малых судов, на которых можно высадиться, невозможно пополнить запасы пресной воды, которая уже начала портиться, при этом уже сейчас её не хватало по нормам на обратную дорогу, даже если бы все бочки были в целости и ветер всегда попутным, было принято решение возвращаться в Петропавловск-Камчатский.
    Судьба пятнадцати русских моряков осталась неизвестной и на долгие годы привлекла внимание исследователей из самых разных стран.

    Перечень пропавших (составлен по рапорту Чирикова в Адмиралтейств-коллегию):
    Флотские:

    Штурман -- Аврам Дементьев
    Матрос I статьи -- Пётр Татилов
    Канонир I статьи -- Григорий Зубов
    Матрос I статьи -- Иван Ошмарин
    Боцман -- Сидор Савельев
    Матрос II статьи -- Дмитрий Фадеев
    Плотник -- Фёдор Полковников
    Конопатчик -- Елистрат Горин

    Солдаты Сибирского гарнизона:
    Яков Асалалов
    Григорий Култышев
    Никифор Панов
    Иван Глаткой
    Михайло Ложников-меньшой

    Переводчики камчатских языков:
    Дмитрий Шарахов
    Иван Панов

    В 1764 году к побережью Аляски и Алеутским островам отправляется экспедиция Креницына и Левашева. Среди важнейших задач для неё, составленных Ломоносовым, было и такое: "То бы весьма уповательно было получить известие о тех Россиянах, кои на Западно-Американском берегу Чириковым потеряны". Эту задачу экспедиции выполнить не удалось.
    В 1765 году в Петербург из Якутска доставили карту, составленную "учёным чукчей" Николаем Дауркиным по заданию начальника Анадырского острога, полковника Фёдора Плениснера, ранее плававшего вместе с Берингом в чине «живописца из капралов». Другой участник Великой Северной экспедиции, академик Миллер к тому времени обнаружил документы о плавании Семена Дежнёва, и получил сведения от чукчей о том, что за океаном есть селения, в которых живут "бородатые люди в долгом платье". Для проверки подобных слухов Плениснер и отправил Дауркина на побережье Берингова пролива собрать побольше сведений. Результатом его исследований стала карта, на которой на Аляске, значительно севернее места, где высаживались матросы Чирикова, возле реки Хеуврен нарисована бревенчатая крепость с остроконечными башенками, наподобие тех, которые ставились во всех сибирских острогах. На башенке воины с копьями в руках, а ниже к стенам подбираются другие воины — с перьями, торчащими из шапок.
    В 1774 году испанский корабль "Сантьяго" среди островов южной части архипелага Александра занимается торговлей с индейцами племени хайда. В одной из туземных лодок испанцы замечают обломок то ли железного штыка, то ли сабли явно не местного происхождения. Памятуя об исчезновении русских моряков, испанцы пытаются выпросить или выменять загадочную железяку, но безуспешно. На вопрос об её происхождении индейцы неопределенно машут руками куда-то на север. По возвращении в Мадрид эта история становится известна, и доходит до Санкт-Петербурга и Лондона, правда в сильно преувеличенных подробностях: будто бы испанцы встретили среди индейцев "цивилизованных людей приятного вида, белокожих и привычных к одежде"…

    В 1778 году мимо западного побережья Америки на кораблях "Резолюшн" и "Дискавери" прошел капитан Джеймс Кук. Его лейтенант, Джеймс Кинг, долго изучал в подзорную трубу побережье острова Якоби и оставил в дневнике такую запись: "Гуманности ради надо надеяться, что те из пятнадцати человек, которые ещё живы, ничего не узнают о наших кораблях, приходивших к здешним берегам, и не разочаруются столь жестоко в своих мечтах вновь попасть на родину…"
    В 1779 году казачий сотник Иван Кобелев, знакомый с Дауркиным, добрался до острова Имаглин, что примерно посередине между Азией и Америкой, где в беседе с местным старшиной-тойоном вновь услышал от того об острожке на берегах реки не то Хеврен, не то Хеуврен, в котором живут люди с длинными и густыми бородами, почитающие иконы, на досках нарисованные, грамотные и умеющие писать. Несмотря на все уговоры Кобелева, с детства живо интересовавшегося русскими поселениями в Америке, будучи наслышан о таких, основанных потерпевшими кораблекрушение русскими моряками ещё от своего деда — одного из участников похода Дежнёва, переправить его на американский берег, чукчи отказались сделать это, как он писал в рапорте: "уповательно потому, что ясашные чукчи боятся чтоб ево, Кобелева, на американском берегу не убили или б не задержали, и в таком случае страшась взыску…" Однако чукчи согласились передать его письмо "русским людям в Америке": "Прелюбезные мои до плоти братцы, жительствующие на большой почитаемой американской земле… Естли точно есть, получите сие от меня письмо, то как возможно старатца бытием каждое лето на тот остров Имаглин или с кем переслать письма, а особливо по которой реке жительство имеите, и сама ль та река в море устьем или в какую-нибудь губу впала, то б, на устье оной реки, или губы, на осветлом месте, чтоб видно было с моря, или из губы крест высокий деревянный поставить…" Но ни ответа на письмо, ни креста на видном месте не появилось, осталось неизвестным, дошло ли письмо до адресатов.
    Также в своем рапорте, помимо текста отправленного письма, Кобелев сообщает, что повстречал чукчу с побережья Ехипку Опухина, который похвастал, что бывал на американском берегу до пяти раз и тоже слышал о живущих в американских лесах бородачах. По его словам, его приятель, живущий на острове Укипень (ныне остров Кинга), якобы привозил и показывал ему письмо на дощечке, написанное с одной стороны красной краской, с другой чёрными с вырезью словами — и это в эпоху, когда ни индейцы, ни эскимосы письменности не знали. Но взять письмо Ехипка побоялся, опасаясь лишних допросов, запомнив только, что "всего у них довольно, кроме одного железа".
    В 1786 году капитан Лаперуз, проплывая на "Буссоли" и "Астролябии" мимо залива, где исчезли русские моряки, записал: "созерцая этот залив, я все время думал, вероятнее всего, шлюпку Беринга и её экипаж погубило яростное море, а не дикие индейцы…". Его собственная экспедиция совсем недавно потеряла двадцать одного моряка чуть севернее в бухте Льтуа, когда две шлюпки, вошедшие в узкий пролив во время прилива, были разбиты о камни.
    В 1788 году в русских поселениях на Алеутских островах побывали два испанских судна. Иркутский генерал-губернатор докладывал в Санкт-Петербург, что глава испанцев дон Мартинес ещё в 1774 году был в плавании в тех краях, где высаживались моряки Чирикова, и "находил вещи, от него тами островитянам оставленные…" В том же году один из агентов Григория Шелихова сообщил, что в заливе Якутат, примерно на триста вёрст отстоящем от места высадки в 1741 году, среди приплывших торговать индейцев "много было белолицых и русоволосых, почему заключено было, что сии люди — потомки штурмана Дементьева" и его товарищей. Это сообщение вошло в официальный документ "Краткое содержание о приобретении земель Америки 1788 года".
    В 1789—1791 годах Николай Дауркин и Иван Кобелев служили переводчиками при экспедиции Биллингса-Сарычева, которой было поручено исследовать и описать Чукотку и прилежащие моря и земли. По заданию Биллингса Кобелев почти год в одиночку странствовал по Чукотке, в процессе путешествий до него дошли сведения, собранные агентом Шелихова о белолицых и русоволосых индейцах. Позднее он докладывал начальству, что нашёл человека, которого уговорил отвезти его на байдарке на американскую землю. 11 июня 1791 года он высадился на американском берегу, вероятно где-то на мысе Принца Уэльского, но "не точию в устье реки Хеврен войти, но и в губу попасть не мог за препятствующими великим льдами". Он отправился на остров Укипень, где собирались для торговли индейцы и эскимосы даже из далеких племен, и тут вновь услышал рассказы о бородатых людях, живущих где-то на Аляске. Однако ни показать дорогу, ни просто отпустить Кобелева туда чукчи отказались, всячески препятствуя прямому общению между русскими и эскимосами да индейцами, так как им было выгоднее, чтобы вся торговля с Америкой шла только через них. Также при переводах они переводили Кобелеву только самые общие вещи, много явно нарочно путали и скрывали. На острове Кобелев встретил и американцев живущих на реке Хеврен:

    "На том же острову нашел самих американцев человек до десяти, которые жительство имеют по реке Хеверен, кои переехали ещё до прошедшего лета на байдарках для торгу. Те же американцы со мною обращались дружелюбно и ласково… Они ж, американцы, своё лицо и грудь и мое лицо также и грудь гладят и обнимают, то значится большого и неразрывного их со мною дружества. И на свою землю указывают, и меня за плате тянут, и, видимо к себе зовут в Америку. Когда я по-русски говорю, то они в свой язык перстом указывают да на свою землю… Вскрытно от наших прибывших три краты наодине крестилися рукою и махали на их же землю. И изо всего видится, что есть таковые же люди как я, таков же и разговор…"

    Больше чукчи Кобелеву оставаться на острове не дали, он вынужден был вернуться в Россию, где позднее узнал, что будто ещё прошлым летом "приезжал один американец, с тем чтобы со мною видеца, который разведал обо мне на острове Игеллине, что я прибыл в чукчи и буду годовать, которого, не допустя до меня, в самом Восточном мысу убили".
    Николай Дауркин также не смог добраться вглубь американского материка. Больше ни тому, ни другому не удалось побывать на американском берегу.
    В начале XIX века ситуация с доступностью Америки меняется, всего в сотне вёрст южнее места высадки Дементьева с товарищами основывается русский город Ново-Архангельск, ставший столицей русской Аляски, да и прочая территория начинает быстро осваиваться. В 1801 году в Российско-американскую компанию поступили сведения, что, по слухам, на острове Принца Уэльского нашли русскую одежду на русском меху. Поиски пропавших продолжаются, пытаются найти хоть какие-то следы пятнадцати русских моряков или загадочные поселения белолицых. Безуспешными расспросами местных жителей занимались побывавшие в этих краях мореплаватели: Лисянский, Головнин, Врангель. Будущий историк русского флота, а пока ещё мичман Василий Берх записал: "Но по всем известиям от диких, места сии обитающих, не слышно, чтоб они когда-либо видели или слыхали про белых людей". Он же перевёл только что вышедшую книгу Александра Маккензи о его путешествиях по Канаде. Там он особо выделил место, где путешественник описывал, что однажды индейцы рассказали, что где-то на западе от них, на Аляске, есть за высокими горами большая река и озеро. На их берегах живут якобы белолицые люди. Индейцы выменивают у них железо, которое тем привозят другие белые люди откуда-то издалека на больших лодках, приплывающих в устье этой реки. Берх так прокомментировал эти сведения: "Можно, кажется, надеяться, что слова их справедливы, ибо по преданиям известно и у нас, что около реки Хеувереня живут русские белые бородатые люди, поклоняющиеся иконам".
    В 1808 году приказчик Российско-американской компании Тимофей Тараканов потерпел кораблекрушение немного южнее тех мест, где пропали моряки. Он со своим небольшим отрядом прошел на север более сотни вёрст, построил избу, прожил в ней всю зиму, сдался в плен индейцам, которые, однако, обходились с ним по-дружески, и в 1810 году вместе со спутниками был выкуплен капитаном американского корабля. Его пример показал, что вполне возможно было в таких условиях выжить и спастись.
    В 1818 году правитель русских владений Гагемейстер отправляет на север Петра Корсаковского, дав ему задание попутно собирать среди индейцев сведения о загадочных русских. Тому не удалось пройти дальше реки Кускоквим, но один старый индеец рассказал ему, что будто однажды к ним вышли из лесу на лыжах двое мужчин. "На них камзол или троеклинки и шаровары, выделанные из оленьих кож без волоса и выкрашенные чёрной краской, и сапоги из черной кожи; с бородами. Разговор у них другой, так что все индейцы… не могли понимать оного. Видели у них стволину медную, один конец шире, а другой уже, наподобие мушкетона, а у другого медная стволина наподобие ружейной, украшенная черными сепями и белыми чертами" — подробно записал донесение Корсаковский. Отдохнув, пришельцы "скрылись неизвестно куда". По словам индейца, их платье "точно так скроено, как и у нас". Такие одежда и оружие, так подробно описанные, появилась только после реформ Петра I и никак не могли принадлежать потомкам спутников Дежнёва или его современников.
    В 1819 и 1821 годах вновь предпринимаются попытки поиска, но к этому времени на Аляске находится уже слишком много русских, и никаких определенных сведений более собрать не удалось ни о моряках, ни о таинственных "русских" поселениях. Пожалуй, последним слухом, позволяющим предположить, что он относится к пропавшим морякам, стали сведения о том, что у вождя одного из тлинкитских племен кто-то видел старинный мушкет с раструбом и ложем из красного дерева, а именно такие были на вооружении русской армии во времена экспедиции.

    Одной из основных версий, подкрепленной авторитетным мнением Лаперуза, является гибель моряков в водоворотах или сулоях. Однако Чириков и сменивший Беринга лейтенант Свен Ваксель, знакомые с опытом и умением высадившихся на берег моряков, так не считали. Хотя в тех местах действительно нередки и при этом весьма опасны сулои, но шлюпки входили в бухту в разное время дня, а следовательно при разном состоянии моря, и погода была хорошей. Чириков и Ваксель были уверены, что такой опытный моряк, как Дементьев, вполне справился бы с сулоем. И вероятность счастливого исхода подтверждает тот же Лаперуз. Несмотря на то, что две его шлюпки погибли вместе с экипажем, третья благополучно преодолела преграду, и все моряки в ней остались целы. Противоречит этой версии и обнаружение различных находок, возможно принадлежавших чириковцам: обломок штыка или сабли, виденный испанцами, мушкет, хранящийся у тлинкитов. Да и горевший ночью костер вряд ли был разожжен индейцами. Они не знали об условленном сигнале, а сами не разожгли бы огонь так, чтобы он был виден с моря. "Святой Павел", сколько не плыл вдоль американских берегов, которые, как стало известно впоследствии, были населены, нигде ранее и позднее не видел ни огня, ни дыма, ни каких либо признаков присутствия человека.
    Другой версией, которой придерживался Чириков, является их гибель от рук индейцев. Однако же такой точки зрения Чириков стал придерживаться уже по окончании всех событий, которые длились более недели. Когда отправляли на берег ялик, все офицеры корабля считали, что бот повреждён, но команда цела, потому и отправлены были конопатчик и плотник, а не солдаты. Эта версия также вызывает определенные сомнения у исследователей. Весьма сомнительно, чтобы индейцы вообще решились напасть на такую большую группу чужеземцев при первой встрече. Это противоречит всем обычаям индейцев. Так, при высадке моряков со "Святого Петра" местные жители попросту попрятались, дав возможность натуралисту Стеллеру в сопровождении всего одного казака беспрепятственно бродить по лесу, осматривать их жилища, даже забрать разную хозяйственную утварь. Кроме того, высаживавшиеся были хорошо вооружены, у них имелась даже пушка, но на корабле не было слышно никаких выстрелов. А индейцев на острове было довольно мало, если даже к началу XIX века в местном племени их было не более ста человек.

    Как самый удивительный факт во всей истории с исчезновением русских моряков, специалисты отмечают то обстоятельство, что моряки исчезли бесследно. Всё, что осталось, это смутные слухи о нескольких предметах, возможно принадлежавших морякам, да о встречах с их предполагаемыми потомками.
    Однако никаких сведений об их высадке не сохранилось. Американский историк Голдер, автор двухтомного труда, посвященного плаванию Беринга, специально опрашивал индейцев острова Якоби, изучал труды знатоков индейского фольклора Дэвидона и Эммонса, но не обнаружил ни малейшего упоминания, ни предания или легенды об этом случае. В то же время, по рапорту Чирикова, индейцы там точно были и точно знали, что именно случилось: они же вышли в море из этой самой бухты на двух лодках и кричали "Агай! Агай!" (предполагается, что так моряки расслышали слово "агоу" — "иди сюда"). Если учесть, что это была первая встреча с белолицыми чужеземцами, приплывшими на большом корабле, это было большое событие, непременно оставившее бы след в фольклоре. Около десяти часов пробыли на берегу моряки со "Святого Петра", но индейцы этого не забыли, и через полвека рассказали об этом капитану Сарычеву, что позволило уточнить место высадки моряков Беринга. Запомнили индейцы и встречу с французами, причем так точно, что рисунки, сделанные сотню лет спустя по их рассказам, довольно точно передавали облик фрегатов Лаперуза. Также известен факт, что о посещении кораблями Фробишера земли Баффина эскимосы сохранили память на протяжении трех веков, причем народная память сохранила такие подробности, что удалось установить судьбу пяти моряков, ранее считавшихся пропавшими без вести. В то же время, о гибели двух лодок с моряками, произошедшей у них на глазах, никаких сведений у индейцев не сохранилось.
    Единственными сведениями, которые большой натяжкой можно отнести к данному случаю, стало сообщение, записанное историком Аляски Т. Л. Эндрюсом в 1922 году, будто у индейцев ситха, живущих южнее острова Якоби, на острове Баранова

    "имеется глухое предание о людях, выброшенных на берег много лет назад. Говорят, их вождь, Аннахуц… оделся в медвежью шкуру и вышел на берег. Он с такой точностью изображал переваливающуюся походку зверя, что русские увлекшись охотой, углубились в лес, где туземные воины перебили их всех до единого."


    Однако сомнительно, чтобы на такую приманку попались сразу одиннадцать человек, а потом ещё четверо из второй шлюпки. Это все были опытные и бывалые моряки и матросы, впервые высаживавшиеся на незнакомый берег. Опять же не было ни условленных сигналов о высадке, ни звуков стрельбы, хотя невероятно, чтобы они пытались поймать медведя без огнестрельного оружия. Сам Эндрюс считал, что легенда скорее всего относится к началу XIX века, когда русские уже обжились в этих местах и охотились и рыбачили небольшими группами из двух-трех человек, а индейцы не упускали случая устроить засаду.
    Советский исследователь Глеб Голубев считает, что, возможно, первая лодка действительно потерпела крушение, однако какая-то часть моряков спаслась, но отсыревшими ракетами было невозможно подать сигнал. А в дальнейшем, не имея возможности вернуться на корабль, они отправились на север. Это, по его мнению, подтверждается слухами о белолицых и русоволосых, спустя 60 лет встречавшихся в заливе Якутат, предположительно потомках моряков. Отсутствие же следов в фольклоре он объясняет тем, что морякам каким-то образом удалось унизительным для самолюбия индейцев способом перехитрить их и перебраться с острова на материк. В таких обстоятельствах, даже если вторая шлюпка действительно попала в засаду, это не могло изменить общий результат происшествия. "Ни один народ не слагает легенд о том, как его воинов провели и обманули, оставили в дураках".

    Попытки раскрыть тайну загадочного происшествия, о котором американский историк Ф. Голдер, изучавший российские архивы в 1920-е гг., писал, что «…исчезновение чириковских людей останется одной из неразрешимых загадок Севера…», продолжаются и в настоящее время.

    В 2005—2006 году состоялась российско-американская научно-поисковая экспедиция «По следам великих мореплавателей», которая должна была точно определить место высадки моряков с пакетбота[5]. Дело в том, что Чириков пользовался довольно несовершенными навигационными инструментами своего времени, не позволявшими точно определить положение корабля, отдельной сложностью были поправки на ветер и течения. Осознавая неточности координат из-за невозможности точного определения долготы, Алексей Иванович ради точности даже представил Адмиралтейств-коллегии карту с двумя вариантами пути корабля, так как расчёты расстояний между Камчаткой и Америкой по пути туда и обратно не совпадали из-за накопленных ошибок исчисления. И хотя поздние исследования показали, что точность карт Чирикова находится на исключительно высоком уровне, определить место высадки только по данным Чирикова невозможно.

    По данным судового журнала, место высадки находилось в точке с широтой 57°50' и долготой от мыса Вертикального (Камчатка) — 58°54'. На этом месте находится выход из пролива Лисянского в Тихий океан. Ширина пролива в этом месте составляет около 0,8 мили, и со стороны океана пролив действительно можно принять за бухту или залив.
    По данным же, представленным в Адмиралтейств-коллегию, залив находится на широте 58° — где находится залив Сёрдж (англ. Surge). Кроме того приблизительно в этих же точках находятся пролив Лисянского (57°50'), бухты Гринтоп (57°51'), Скуид, Таканис. Долгое время считалось, что местом высадки была именно бухта Таканис.
    В ходе исследований Элтоном и Алланом Энгстром были обнаружены два исторических источника. Первым источником стал журнал плавания Натаниэля Портлока, бывшего участника Третьей экспедиции Джеймса Кука, а с 1785 года капитана торгового корабля "Король Джордж", торговавшего мехами у берегов Аляски. 6 августа 1787 года Портлок вошёл в гавань, расположенную в пяти милях южнее пролива Лисянского (ныне бухта Портлок, о. Чичагова), для торговли. 9 августа люди, приплывшие на каноэ с севера, рассказали историю гибели лодки с европейцами: "ветер вошёл свежий от моря и поднял большие волны… при выносе якоря за борт лодка наклонилась и наполнилась водой, и прежде, чем оказать помощь, пять мужчин утонули". А во время повторного визита один из индейцев был одет в выцветший красный пиджак или военный мундир. Как пишет участник поисковых работ у берегов Аляски Владимир Колычев, красный мундир мог принадлежать канониру со "Святого Павла", так как ни Кук, ни Лаперуз, ни другие мореплаватели не теряли в этом районе лодок, людей и красный мундир, примерно соответствующий форме русского корабельного канонира начала 1730-х годов.
    Другим свидетельством, обнаруженным Энгстромом, стал журнал капитана Уильяма Дугласа, который в августе 1788 года в районе бухты Сёрдж торговал с тлинкитами, у которых купил сорок кож морской выдры. Также в бухте штурман экспедиционного катера Кристофер Ховард обнаружил индейские петроглифы, что свидетельствует о стоянке индейцев в этом месте. Один из петроглифов может быть соотнесён с условным обозначением морского корабля европейского типа.
    Современная американская лоция даёт бухте такую характеристику: "Бухта Сёрдж простирается на 4.1 мили к северу от мыса Кросс. Открытая бухта с многочисленными камнями и рифами, годная только для малых судов с местным знанием навигации…". "Отливное течение имеет большую скорость и достигает порой 3—4 узлов, иногда и больше. В узостях и у мысов сильны сулои и водовороты, опасные для малых судов при сильных ветрах…". Однако плохая погода, сильный ветер и волны помешали совершить подводные исследования в бухте.
    Сопоставив на месте доступные исторические документы с описаниями видов, глубин, современные крупномасштабные карты острова и прибрежных вод, а также обнаруженные исторические свидетельства, члены экспедиции решили, что высадка происходила именно в бухте Сёрдж. В 2009 г. участники экспедиции определили место возможной гибели экипажей лодок "чириковцев". На заседании Русского географического общества они (В. Колычев, А. Энгстром, К. Ховард) представили отчёт об очередном этапе поисковых работ и поделились планами следующих поездок к "таинственному острову" Якоби.
    В 2007 году американский исследователь Дон Дуглас в составе американского экипажа, куда входил и А. Энгстром, участвовал в поиске. Его изыскания в целом подтвердили выводы предыдущей экспедиции, кроме того, он обнаружил в бухте старый кинжал(?) и ещё несколько металлических предметов неизвестного происхождения. Однако, судя по его трудам, Дуглас придерживается версии об исчезновении моряков в южной части о. Якоби.
    Подводя итоги, по-прежнему нет никаких достоверных сведений о судьбе моряков, обнаруженные предметы пока не удалось связать с экспедицией Чирикова и даже привязать к определенному историческому периоду. Исчезновение всё ещё остается одной из "неразрешимых загадок Севера".